Дома она с неожиданным смущением произнесла:
— Извини, Машка. Я забыла, что ты у нас девочка. Смешной, наверное, город Каргополь?
— Мне он нравится, — вступилась за родину я и, подумав, предложила на будущее выход из положения: — Я когда стучу, ты отвечай: «Нельзя», и я не стану заходить. Ладно?
— Можно подумать, я в интимные моменты способна на подобные подвиги, — вздохнула Светка. — Вот попробуешь сама, поймешь.
— Тогда… тогда… вот Нелька, она ведь вечно запирается на молоток, правильно? Вот и ты запирайся. Я пойму, что, раз не открывают, значит, там интимный момент, и пойду к Наташе.
— Нелька трусиха, — кивнула Светка. — Когда она жила в своей первой общаге, где сплошная лимита, к ней как-то по ошибке ввалились пьяные парни, и она еле от них вырвалась. Знаешь, в общагах замки такие, что часто можно открыть чужим ключом. Вот с тех пор у нее привычка, когда сидит одна, всовывать в ручку двери молоток. А я считаю, это глупость. Все равно чему быть, того не миновать.
— Но я же не прошу, чтобы ты всегда так запиралась. Только если собираешься… предполагаешь… ну, то есть…
И тут я впервые обнаружила, какой Светка хороший человек. Она посмотрела на меня с удивлением и сказала:
— Я запрусь, а тебе, значит, будет не попасть в собственную комнату? Ты-то в чем виновата? Ладно, договоримся так. Я постараюсь трахаться где-нибудь на стороне. В конце концов, мужик здесь тоже лицо заинтересованное, вот пускай и ищет место. А в крайнем случае… ну, мало ли… тогда действительно запрусь на молоток. Лады?
Я радостно кивнула. Мне действительно не улыбалось часто заявляться к Наташе. Не из-за нее, нет, а из-за ее соседок. Алена и Марго почему-то сразу меня невзлюбили.
Эта история произошла в сентябре, а сейчас март. За полгода крайний случай, который упоминала Светка, грянул всего один раз. Теперь, выходит, второй, но теперь я сама виновата. Я собиралась в филармонию на концерт, а его отменили. Нелька тоже куда-то там отправилась, поэтому Светка твердо знала, что никто ей не помешает.
Я прошла по коридору до комнаты Наташи, постояла немного и повернула обратно. У меня сегодня и без того как-то смутно на душе, а если еще девчонки начнут дразниться, наверняка выйду из себя. Они, разумеется, только этого и добиваются, но я стараюсь пореже доставлять им подобное удовольствие.
Наверное, слово «дразниться» звучит по-детски, только оно отражает реальную действительность. До встречи с Аленой и Марго я и представить себе не могла, что взрослый человек способен нарочно обижать другого взрослого человека, не сделавшего ему ничего плохого. Мне казалось, такие развлечения перестают пользоваться популярностью еще в начальной школе. Тем не менее, Наташины соседки, весьма, кстати, интеллектуальные особы, при виде меня ведут себя довольно странно.
В результате я предпочла взгромоздиться на подоконник в коридоре и подождать окончания интимного момента там, коротая время за изучением английского языка. Однако если вы успели зауважать меня как трудолюбивое существо, каждую минуту использующее для занятий, советую тут же разуважать обратно. Мой способ овладевать английским весьма специфичен.
Прежде всего о том, зачем мне вообще это надо. В школе у нас был немецкий, да и в нем я не слишком преуспела. То есть пятерку имела, конечно, но ни одного немца в жизни не встречала и о произношении имею представление весьма смутное. По крайней мере, наша немка в Академии, слыша мою речь, с трудом подавляет улыбку.
Сперва я особо не переживала. В конце концов, я приехала учиться рисовать, чему учат здесь превосходно, а остальные предметы идут в нагрузку. Однако вскоре обнаружилось, что иностранный язык в Петербурге — совсем не то, что в Каргополе. У нас это нелепый способ произносить непонятно то, что можно произнести понятно (то есть по-русски), а в Питере — средство общения с теми, кто русского не знает. Когда преподаватель подводит к тебе в мастерской или на выставке человека, начинающего что-то быстро и непонятно лопотать, чувствуешь себя дура дурой. Нет, иной раз мне кто-нибудь по доброте душевной переведет пару фраз — мол, гость хвалит твою работу за удачную композицию или колористику, — но я-то догадываюсь, что до меня донесли лишь комплиментарную часть, критику же деликатно утаили. Да и вообще, хочется продолжить диалог, а не стоять, невежливо пялясь и хлопая глазами.
Короче, до меня быстро дошло, что не мешало бы хоть немного знать английский. На нем, судя по всему, говорят все иностранцы — и немцы, и шведы, и финны. Счастливые Нелька или Алена — болтают на этом языке без малейшей запинки. Хотя при чем тут счастье? Они умные и трудолюбивые, вот и выучились. А я глупая и ленивая. Что мне интересно, тем готова заниматься с утра до ночи, но заставить себя тратить время на неинтересное — большая проблема. Включишь обучающую кассету, вроде старательно слушаешь, а через десять минут ловишь себя на том, что размышляешь о посторонних вещах. Плохо у меня с силой воли!
Тогда один парень из нашей группы, Сашка, дал мне замечательный совет. Он порекомендовал изучать язык следующим образом. Выбрать какую-нибудь книгу, которую я хорошо знаю в русском переводе, и читать ее в оригинале, то есть на английском. Еще удобнее положить рядом оба варианта и сравнивать. Получается, что не зубришь бессмысленный набор слов, а сразу воспринимаешь связный текст. Вот я и купила роман, который помню фактически наизусть. Стоит уцепиться взглядом за знакомую фразу, и она вытягивает из памяти абзац за абзацем. Правда, не уверена, что это совершенствует мой английский. Вот сижу сейчас на подоконнике, смотрю на нелепые латинские буквы, а голос в душе звучит по-русски.